Любые серьезные проекты нуждаются в тщательной проработке, и это догма. Не стал исключением амбициозный проект строительства Крымского моста. Но это все – практика, а что говорит теория? Наш собеседник – Игорь Николаевич МОДИН, профессор Геологического факультета МГУ имени М.В. Ломоносова

 

Игорь Николаевич, сейчас в СМИ много разговоров о геологии Крыма в свете строительства Крымского моста. Есть ли какая-то достоверная информация на эту тему?

 

Действительно, с точки зрения геологии Крыма существует некоторая неразбериха. Сейчас осуществляются большие проекты, в них вкладываются гигантские деньги! Но эти проекты инфраструктурные, и перед их реализацией должна быть хорошо изучена геология региона.

 

На днях директор одного института рассказывал мне о сложностях, возникших при строительстве железнодорожной части Крымского моста. Прежде всего это грязевой вулканизм.
Газы поднимаются с больших глубин. Верхние части Таманского и Керченского полуостровов состоят из глинистого материала, а там сложная тектоника, газ выходит на поверхность в виде грязевых вулканов. Где он скапливается и в каком количестве – не понятно.

 

Вообще Азовское море представляет собой некий бассейн первичного скопления углеводородов. Через несколько миллионов лет оно закроется осадками, и на глубине пятисот или тысячи метров начнет собираться метан.

 

Можно ли сейчас добывать «азовский» газ в промышленных масштабах?

 

Думаю, да. Несколько лет назад украинские специалисты подсчитали: если собрать весь «азовский» газ, то Украина вполне обойдется без нас, без российского газа. Были разработаны технологии, позволяющие собирать этот газ. Это не фантастика и не газетный бред, рассматривались вполне серьезные идеи. Правда, сейчас акватория украинских вод сократилась, теперь им не до того.

 

Газ поднимается к поверхности двумя путями. На Таманском и Керченском полуостровах он выходит в виде грязевых вулканов: на больших глубинах образуются пузыри, затем они «пробиваются» к поверхности и «выстреливаются» из кратера вместе с грязью. Во втором случае мелкие скопления газа распределяются по поверхности. В иловых отложениях много органики, которая разлагается и способствует образованию метана.

 

То есть, процесс дегазации не сконцентрирован?

 

Нет, конечно! Он распределяется по всей акватории. На северном побережье, примыкающем к Донецкой области и Мариуполю, много небольших бухточек, вблизи которых газовая активность очень развита.

 

Наверное, она опасна?

 

Да, опасна. Поэтому в определенных местах купаться запрещено, особенно учитывая близость большого количества детских лагерей. Представьте, что на небольшой глубине метра в три-четыре скапливается газ объемом, например, с комнату. Небольшой сейсмический толчок, волнение моря или гроза, и пузырь раскрывается… А в это время именно над этим местом проплывает лодка. Она как бы проваливается, тут же сверху затягивается илом и песком, и все!

 

Когда-то там располагалась наша база МГУ, где химики работали совместно с Мариупольским технологическим институтом. Сейчас никакой деятельности не ведется. Но прежде мы туда два раза ездили, изучали этот вопрос.

 

А как ведет себя газ в районе строительства железнодорожной части Крымского моста? Как эти процессы влияют на устойчивость опор?

 

В том месте, где два полуострова – Керченский и Таманский – ближе всего подходят другу к другу, грязевые вулканы наиболее активны. Они много на что влияют. Еще до моря не дошли, а уже было четыре газовых «взрыва». Грязевой вулканизм – это серьезная инженерно-геологическая проблема. Как ее изучать, непонятно. Залезть туда с аппаратурой невозможно, все выталкивается обратно вместе с грязью. Застрянешь на первых пятидесяти метрах, чем дело и закончится.

 

А как же изучать? Остаются только геофизические методы, верно?

 

Где-то можно прокалывать, где-то бурить, но в основном, конечно, геофизика. Но когда я говорю об этом с геологами, занимающимися проблематикой грязевого вулканизма, они не понимают, как это вообще можно изучать. Поэтому в следующем году мы посвятим грязевому вулканизму целую конференцию. Но грязевой вулканизм – только одна из проблем. Изученность современного состояния региона вообще оставляет желать лучшего. Последняя геологическая карта Крыма была составлена Муратовым в 1982 году. А ведь за эти годы поменялись даже общие геологические концепции.

 

Единственный, кто все же сделал первый шаг – это Виктор Юдин, геолог из Севастополя. Отважился и нарисовал новую карту. Юдин – классный специалист, но это гипотеза, а гипотезу нужно проверять. Делать геофизику, бурение, химический анализ, палеонтологию, тектонику… В общем целый комплекс мероприятий. Нужен принципиально новый взгляд на проблемы, которых не касались более тридцати лет. И, если на Западе шло последовательное и постепенное развитие, то у нас за эти годы произошла революция. Ранее господствовала теория фиксизма. Теперь Крым признан активной зоной, одна плита заходит под другую, они взаимно смещаются. И те люди, которые раньше даже говорить об этом запрещали, сегодня все как один выступают за новую концепцию. Но чтобы ее проверить, нужно вложить огромные средства.

 

Сейчас на развитие инфраструктуры выделяют 41 миллиард по федеральной целевой программе. Предполагается, что расходы будут повышаться и в дальнейшем. Что-то предусмотрено на изыскания?

 

Огромные средства выделены на строительство, но не на геологию. А это основа всей инфраструктуры. Крым – сейсмически активный район. Его нужно тщательно изучать, прежде чем что-то строить, хотя этот процесс займет много времени. Сначала изучение геологических основ, потом оптимизация и размещение всех этих структурных объектов. Но у нас же сроки! «Надо строить быстро, а потом как пойдет…»

 

Изучен ли регион геофизиками?

 

Изучен, но плохо. Поначалу искали нефть, и я лично в этом участвовал. В степном Крыму проводились сейсмические исследования, очень активно – в 60-80-е годы прошлого столетия. Работы велись только для поиска нефти.

Была экспедиция в Чистеньком, и материалов получено много. Причем это не только сейсморазведка; в наше время выполнялся целый комплекс геофизических методов. Но где сейчас эти материалы, что они из себя представляют, насколько они устарели и кто будет этим заниматься? Вопрос открыт. Для того, чтобы воспользоваться ими, нужны деньги. Нужно посадить отдел или хотя бы несколько человек, которые будут способны все реанимировать. И это только степной Крым.

 

Вероятно, начинать исследование нужно с больших глубин?

 

Да, чтобы решить проблемы Крыма, надо начинать с больших глубин – с основной концепции, из чего состоит полуостров, где проходят основные сутуры – шовные зоны. На какую глубину они уходят, каким магматизмом сопровождаются. Сейчас никто ничего не знает, поэтому нужны комплексные геофизические исследования. Я, конечно, всегда снимаю шляпу перед геологами, как они рисуют – диву даешься. Но у нас, геофизиков, данных в сто раз больше.

 

Несколько лет назад Андрей Георгиевич Яковлев за свой счет сделал МТЗ (магнитотеллурическое зондирование – ред.) – региональный глубинный профиль на несколько сотен километров от поверхности. Детальность была так себе. Но вы даже не представляете, какой интерес вызвали результаты исследования у геологов, когда мы их представили на конференции в Севастополе!

 

Насколько понимаю, по многим громким проектам таких данных пока нет. Как же тогда выглядит проект трассы Таврида?

 

Инженеры-геологи часто не задумываются, что происходит на глубине в 10 км. Здесь пробурили, там… Обнаружили какую-то зону трещиноватости. Но чтобы нарисовать будущую дорогу, нужно видеть полную геологическую картину, а не отдельный профиль. Все делается в первую очередь из экономических соображений. Есть задача – дорога пройдет вот здесь. А вы уж, ребята, подкорректируйте в заданных пределах, плюс-минус. Зачем тогда изучать геологическую структуру, заглядывать за «четвертичку», когда достаточно пробить ее скважинами с шагом в 30-40 метров? А то ведь и это не выполняется.